БежецкийКрай

«ПОСЛЕ СТОЛЬКИХ ЛЕТ Я ПРИШЁЛ НАЗАД…»

О музейном опыте возвращения имени Николая Гумилёва»

*  *  *

В Калининский государственный объединенный историко-архитектурный и литературный музей (сейчас – Тверской государственный объединённый музей) я пришла работать в 1981 году после окончания филологического факультета МГУ. Это был год 95-летия со дня рождения русского поэта Николая Гумилёва и год 60-летия со дня его расстрела. Но, ни у одного человека во всём музее, в том числе и в литературном отделе, даже и мысли не возникало, что можно как-то отметить эти события: вспомнить о русском поэте в день рождения, почтить его память в день гибели… Николай Гумилёв был категорически запрещён, строго-настрого вычеркнут из литературной и культурной жизни страны, его имя в официальных источниках не упоминалось. К сожалению, многие поколения новых советских читателей выросли без произведений этого удивительного мастера, без погружения в его насыщенную, полную разных интересных приключений и героических событий жизнь.

В музее мне поручили заниматься серебряным веком. Я была просто счастлива, приняла такую тему как награду и очень серьёзно взялась за изучение жизни и творчества писателей этого периода, связанных с Тверским краем. А это – Анна Ахматова, Николай Гумилёв, Елизавета Кузьмина-Караваева, её муж Дмитрий Кузьмин-Караваев, художник Дмитрий Бушен, Лев Гумилёв и их окружение. Для большинства читателей так называемый «серебряный век» был совершенно новым явлением в литературе, каким-то загадочным, не очень понятным и мало изученным. Даже на филологическом факультете МГУ нам практически не давали этого периода русской советской литературы. Книг на эту тему в нашей стране было не найти, приходилось разными способами выискивать «самиздат», «тамиздат» и не уничтоженный антиквариат.

Нужно сказать, что до конца 1980-х такое чтение было далеко не безопасным занятием, поэтому «ходила» эта литература тайно по рукам и давали её читать только тем, кому безоговорочно доверяли, но при этом обязательно предупреждали, что показывать никому не нужно, это читать запрещено и можно здорово «влипнуть». Например, когда Зоя Борисовна Томашевская давала мне «Записки об Анне Ахматовой» Лидии Корнеевны Чуковской, исключенной в 1974 году из Союза писателей, изданные в Париже, то очень серьёзно предупредила: «Лида! Имей в виду – это 7 лет! Причём, ты рискуешь не только сама, но и меня подведешь, потому что на книге дарственная надпись с моей фамилией от автора. Серьёзно подумай!» Я очень гордилась таким доверием и у себя в музее, естественно, пряча от всех, эту книгу старательно переписала.

Несмотря ни на что, это время было удивительное и прекрасное, самое интересное и плодотворное, любовь к поэзии знакомила и объединяла нас, занимала наши умы. Люди, знавшие и дружившие с Ахматовой, охотно откликались, искренне и бескорыстно помогали в музейной работе. Я бесконечно благодарна этому времени за то, что кроме увлекательной работы, оно подарило мне много интересных встреч, знакомств с удивительными людьми, многие из которых стали родными.

Вообще, в 80-е годы круг людей, изучающих жизнь и творчество не совсем официальной Анны Ахматовой и запрещенного загубленного поэта Николая Гумилёва, был довольно тесным. Этому кругу до мельчайших деталей было известно обо всем, что происходило на эту тему в современном литературоведении, мы ловили мельчайшую информацию, где-то опубликованную, прозвучавшую на радио или по телевизору и немедленно сообщали друг другу. Мы знали друг о друге, даже если не были лично знакомы, а познакомившись, обычно становились друзьями.

Сейчас огромное количество прекрасных изданий лежит на полках книжных магазинов, столько всего интересного можно свободно почитать в интернете, поэтому трудно объяснить молодёжи, как в недавнем прошлом литература по серебряному веку была совершенно не доступна, опасна для чтения, находилась под строжайшим запретом. И как нам в областном музее нельзя было провести обычный литературный вечер с чтением стихов, не говоря уж о выставке, а тем более о создании музея в мемориальном, чудом сохранившемся, Слепневском доме.

И здесь необходимо с самой искренней благодарностью и бесконечным уважением вспомнить тогдашнего генерального директора Калининского объединенного музея Израиля Моисеевича Бружеставицкого, очень опытного, умного и мудрого музейщика, удивительного человека и профессионала, который знал цену настоящей культуре и смотрел далеко вперед. Он не раз говорил мне, что для музея нужно и важно изучать эту тему, собирать материалы. Время этих писателей обязательно придет. За прошедшие годы столько всего утрачено, а у нас в области сохранился мемориальный дом, в котором когда-нибудь обязательно будет музей и мы должны к этому готовиться. Израиль Моисеевич видя, что я «загорелась», всячески старался помогать и поддерживать меня в работе. Но, к сожалению, под руководством Израиля Моисеевича Бружеставицкого мне посчастливилось поработать всего несколько лет, скоро его отправили на пенсию, а потом уже такой поддержки у меня в музее больше не было. И получалось, что я занималась этой темой в музее вроде бы как и не совсем легально, как-то полуофициально.

Например, вспоминается такой, почти «криминальный» случай. Директором музея после И. М. Бружеставицкого был, к счастью, совсем недолго, вчерашний партийный работник со всеми вытекающими последствиями: они своими строгими коммунистическими взглядами, крепко усвоенными партийными принципами никогда не поступаются.

Регулярно для музея я покупала редкие издания серебряного века в антикварном отделе Дома книги на Калининском проспекте в Москве. Так удалось собрать все прижизненные сборники стихов Анны Ахматовой, некоторые издания Николая Гумилева, Александра Блока, Осипа Мандельштама, Марины Цветаевой, посчастливилось приобрести почти все номера журнала «Аполлон» и многое еще очень ценное музейное. В один прекрасный день я, как обычно, прихожу в любимый антикварный отдел, нахожу свою знакомую милую девушку Лену, которая откладывала для меня редкие книги. На этот раз она как-то загадочно пригласила меня в отдельную комнату, достала из сейфа книжечку и шепотом сказала, что это сборник стихов Николая Гумилёва с его автографом, и что если музей будет покупать, то нужно это сделать быстро, желающих его приобрести коллекционеров много и долго хранить это издание для меня она не сможет. Даже в сказочном сне я не могла представить, что когда-нибудь увижу автограф любимого поэта на его книге стихов! Конечно, я дрожащим голосом сказала, что да-да, мы купим, я всё быстро оформлю, пожалуйста, немного подержите. Приехав в музей, я забегала, как ошпаренная, соображая – что можно предпринять в такой ситуации, когда мне никто не поможет, имя Гумилёва многих продолжает отпугивать… Директор Музея, как многолетний партийный функционер, строго соблюдает все инструкции КПСС, строго контролирует, чтобы в музее не заводилось никакой контры! Но делать нечего, я пошла к нему на приём с маленькой надеждой, как-нибудь уговорить-убедить … Он, увидев в списке на покупку книг фамилию расстрелянного белогвардейского офицера, контрреволюционера Гумилёва, возмутился так, будто я его подбивала родине советской изменить. Накричал, выставил меня из своего кабинета, и слушать ничего не стал. Я была в полном отчаянии, но даже поплакать не было времени, а уж ещё раз идти и переубеждать истинного коммуниста-ленинца – дело совсем безнадёжное. Но и книгу упускать я не собиралась!

Вот до сих пор, вспоминая эту историю, не понимаю, как мне удалось, но я его «провела». Это просто какая-то мистика! А придумала и «провернула» я следующее: на пишущей машинке напечатала список на покупку нескольких вполне дозволенных нейтральных книг и внизу списка оставила место… А после того, как директор подписал бумагу, разрешавшую купить перечисленные книги, я впечатала, на пишущей машинке это можно сделать, в оставленное место название книги Николая Гумилёва. И этот номер у меня прошел! В музее появилось редчайшее издание сборника стихов «Романтические цветы» Николая Гумилёва с его таким бесценным автографом: «… приветствовавшему эту книгу десять лет тому назад. Искренно его, Николай Гумилёв». Первая же строчка с именем адресата стерта, и мы не знаем, кому поэт подарил свой сборник стихов. Хранить у себя книгу, да ещё подписанную казнённым автором, было просто опасно для жизни. Человек, которому Николай Гумилёв подписал и подарил книгу, убрал свое имя, но уничтожить автограф Гумилёва не решился. Низкий поклон ему за такой поступок! Для музея же это не просто редчайший экспонат, это еще и символ времени, признак нашей трагической истории. Поэтому я не стала восстанавливать стертое имя адресата, хотя мне говорили, что криминалисты могли бы это сделать. В таком виде этот бесценный экземпляр хранится сейчас в экспозиции Дома поэтов в Градницах. Вот каким изощрённым способом приходилось добывать для будущего музея экспонаты!

Был случай, когда ко мне в музей в конце 80-х годов 20 века пришли очень симпатичные люди и с горечью сообщили, что они только сейчас узнали о том, что являются дальними родственниками Николая Гумилёва, в семье это родство тщательно скрывалось, чтобы дети – не дай Бог, случайно где-нибудь не проболтались… И люди отправились в музей, чтобы узнать о своих семейных связях. Обычно бывает наоборот: музейщики выясняют у родственников такую информацию.

У русских поэтов Анны Ахматовой и Николая Гумилёва при жизни и после жизни всегда были свои верные и преданные поклонники. Строки Ахматовой: «Но всё мне памятна до боли Тверская скудная земля», биографический очерк «Слепнёво», подпись «Слепнёво» под некоторыми стихами, сведения из автобиографии, как например: «Каждое лето я проводила в бывшей Тверской губернии, в пятнадцати верстах от Бежецка. Это не живописное место: распаханные ровными квадратами на холмистой местности поля, мельницы, трясины, осушенные болота, «воротца», хлеба, хлеба… Там я написала очень многие стихи «Четок» и «Белой стаи»» — все эти сведения-подсказки многим читателям и исследователям не давали покоя, заставляли разыскивать загадочные, упоминаемые поэтом реальные места.

Молва о том, что в селе Градницы недалеко от Бежецка находится слепнёвский дом, разошлась уже далеко за пределы области. Районным, городским и областным властям очень не нравилось, что в Бежецк повадились ездить какие-то подозрительные на их взгляд личности, которые что-то вынюхивают, расспрашивают местных жителей о неблагонадёжных Гумилёвых, об антисоветской Ахматовой, разыскивают следы давно исчезнувшей деревни Слепнево. Эти нарушители провинциального спокойствия страшно раздражали и беспокоили представителей партийной советской власти – как бы чего не вышло…

В 1982 году так же с целью отыскать Слепнёво и восполнить малоизвестный, но очень важный период биографии поэтов, приехал в Бежецк Евгений Степанов со своей женой и помощницей Таней Лисичкиной. Женя в своей книжечке «Как рождались Бежецкие пенаты Гумилёва и Ахматовой» сам всё подробно описал, поэтому я повторяться не буду, а скажу только о том, чему сама была свидетелем.

Приезды Степанова, его знакомство в Бежецке с бывшим одноклассником Льва Гумилёва – Виктором Семёновичем Анкудиновым и тверским краеведом Дмитрием Васильевичем Куприяновым, их совместная активная деятельность по установке памятной таблички на месте бывшей усадьбы в Слепнёве, восстановление могил матери и сестры Гумилёва на Бежецком кладбище, поездки по округе и общение с деревенскими жителями по-прежнему страшно не нравились партийному руководству. (В эти годы в нашей стране единственной руководящей, направляющей и все решающей властью была КПСС). И мы уже всерьёз стали беспокоиться за судьбу столетнего Слепнёвского деревянного дома. Всем известна простая логика: «Есть дом – есть проблемы, нет дома – нет проблем».

Образовавшаяся компания единомышленников много сделали для того, чтобы привлечь внимание широкой общественности к судьбе Слепнёвского мемориального дома, пытались добиться, чтобы его поставили на учет, как памятник истории и взяли под охрану государства, как полагается в таких случаях. Но никакой положительной реакции не было, а даже наоборот, Бежецкие и Калининские партийные руководители с большей строгостью продолжали запрещать и не разрешать всё, что касалось Ахматовой, о Гумилёве пока никто даже и не заикался, чтобы не сделать ещё хуже.

Но всё решилось быстро и неожиданно! В 1987 году – на Тверской земле, в частности в Бежецке, вдруг произошла культурная революция имени Анны Ахматовой! Спасибо за это Евгению Степанову! Он сделал большое дело – привёз в Бежецк Станислава Стефановича Лесневского! Станислав Стефанович удивительный и абсолютно бескорыстный человек, который всю свою жизнь верно и преданно служил русской культуре. Он большой друг и помощник всех музеев и библиотек, за его плечами была огромная и сложная работа по восстановлению из пепла усадьбы Шахматово. По своей натуре Станислав Лесневский тонкий, мудрый дипломат, опытный, умный человек. Он быстро смекнул, как можно повлиять на взгляды косных провинциальных партийных функционеров. Он сам, уже позже, рассказал мне о своём хитроумном плане, который блестяще сработал. А именно: он организовал в Калининский обком партии письмо из Москвы за подписью очень влиятельного и важного человека – первого секретаря Союза Советских Писателей, Героя Советского Союза, участника Великой Отечественной войны, депутата Верховного Совета и члена ЦК КПСС – Владимира Васильевича Карпова. В письме в очень мягкой заинтересованной форме выражалось беспокойство современным состоянием мемориального дома, важного для литературной истории, задавались вопросы о его дальнейшей судьбе. Союз писателей обещал свою помощь и поддержку в подготовке к 100-летнему юбилею русского поэта Анны Ахматовой и предложил совместно провести в Бежецке Ахматовский праздник поэзии в год предстоящей юбилейной даты.

Можно себе представить, что происходило в партийных коридорах после получения такого письма из высокой столичной инстанции. Ответ был незамедлительным, партийные власти отрапортовали в Москву о большой проделанной работе, о грандиозных планах и, конечно, о согласии совместно провести праздник поэзии в честь русского поэта Анны Ахматовой. Праздник решили не откладывать, а провести его в Бежецке-Градницах-Слепнёве в июне 1987 года (за два года до приближающегося юбилея)!

Всё в один момент переменилось в умах и делах партруководства! Теперь уже Обком начал звонить в подведомственные организации и давать поручения по подготовке к Ахматовскому празднику поэзии на Тверской земле. Такие перемены во взглядах коммунистов их подчинённых сильно удивляли, была не понятна такая активная деятельность и многим работникам культуры, никто же не знал истинной причины: о письме из Москвы. Нужно сказать, что зарождавшиеся в стране демократические преобразования и начало «гласности» еще не дошли до Калинина и области. Но работа по подготовке Ахматовского праздника поэзии тем не менее закипела!

Музею было поручено сделать выставку. Руководство музея даже не подозревало, что у меня была проделана огромная подготовка, собраны экспонаты, продуманы темы. Мы с Зоей Борисовной Томашевской давно мечтали о выставке, посвященной Анне Ахматовой, серьёзно её обдумывали, но выставку в музее не планировали, т.к. «сверху» ни за что бы не разрешили… А тут вдруг нужно её срочно делать!

Экспозиция открылась в Бежецке в двух выставочных залах на втором этаже музея В. Я. Шишкова. Выставка называлась «Анна Ахматова. Жизнь и творчество», но конечно же важное место было отведено Николаю Гумилёву, его жизни и поэзии!

Проработала выставка в Бежецке больше десяти лет, затем мы перевезли её в Тверь, в музей М. Е. Салтыкова-Щедрина, где она тоже имела успех у посетителей, затем я возила её в Пушкинский заповедник. В 2008 году, когда Дом поэтов сделали, наконец, филиалом Тверского государственного объединённого музея, все материалы этой выставки заняли своё место в расширенной постоянной экспозиции Дома поэтов в Градницах.

Так вот, а тогда в июне 1987 года Бежецк всех сильно удивил! В Москве и в Петербурге ещё только обдумывали, как будут отмечать 100-летие со дня рождения Анны Ахматовой, а в далёком от столиц маленьком провинциальном городке вдруг такой прорыв: праздник её поэзии, выставка, торжественный вечер, выступления чтецов, многочисленная делегация известных писателей, журналистов. Это было необыкновенное СОБЫТИЕ в культурной жизни страны в честь Анны Ахматовой – за два года до её

100-летнего юбилея!

Через год, в июне 1988 года на Тверской земле состоялся второй Ахматовский праздник поэзии, он был не такой громкий, но Станислав Стефанович Лесневский снова привёз в Бежецк интересных людей, которые с огромным желанием ехали к Ахматовой и Гумилёву и считали для себя честью выступать перед местными жителями.

1989 год был объявлен ЮНЕСКО годом Анны Ахматовой и по всей стране широко отмечался 100-летний юбилей русского поэта.

В Градницах к этому времени построили новую кирпичную школу. Мемориальный дом освободился, в нём сделали добротный капитальный ремонт, а наверху в четырёх комнатах мезонина мной к юбилею была создана музейная экспозиция. Раздел, посвященный Николаю Гумилёву, начинался строкой из его стихотворения: «ПОСЛЕ СТОЛЬКИХ ЛЕТ Я ПРИШЁЛ НАЗАД …». А заканчивался такими же пророческими мыслями поэта:

В экспозиции Дома поэтов были материалы, рассказывающие и о замечательной семье Гумилёвых, живших в Бежецке после революции: матери Анне Ивановне, сестре Александре Степановне, сыне Льве.

В то время уже никто ничего не запрещал! На первый этаж дома переехала сельская библиотека, которая до этого находилась в Градницком клубе.

Ахматовская выставка в Бежецке в музее В. Я. Шишкова так же продолжала работать.

В июне 1989 года в Бежецке-Градницах-Слепнёве прошёл юбилейный торжественный Ахматовский праздник поэзии, на который собралось много именитых гостей, преданных поклонников, верных читателей.

Дом поэтов стал важным культурным центром села Градницы, где всегда распахнуты двери для всех местных жителей, в том числе и бывших выпускников, которым было особенно интересно снова и снова побывать в родной знаменитой школе. С заботой и гостеприимством встречали многочисленных самостоятельно приехавших из разных уголков земли гостей, которые мечтали таким образом прикоснуться к великой русской поэзии.

Тверское (Калининское) областное бюро путешествий разработало интересный маршрут, стали регулярно привозить в Градницы большие автобусы с туристами, школьниками, студентами. У бывшего Слепнёвского мемориального дома началась своя новая насыщенная событиями жизнь!

Но, затем, как мы все помним, грянули лихие 90-е, когда Твери, Бежецку и Градницам стало не до высокой поэзии…

И только в начале нулевых, двухтысячных эта замечательная традиция уже силами самих бежечан возродилась в виде Гумилёвского фестиваля, который нам всем нужно всячески поддерживать, расширять и укреплять.

© Лидия БОГДАНОВА
г. МОСКВА